«Мое хобби — это моя работа» Разговор с Ником Перумовым

В прошлом году, с выходом четвертой части «Войны мага», вы закончили цикл, которому были отданы годы жизни. Какие чувства испытываете?
Как воспринимаю окончание? Как завершение этапа, как конец дороги. Она закончилась не тупиком, напротив — теперь передо мной множество путей, и самое, наверное, главное чувство — это ощущение богатства выбора. Могу пойти не только прямо, но и направо, и налево, и наискось... И только назад нет возврата, но с этим чувством мы и так живем, верно? В цикле о Фессе я изложил некую сумму важных для меня идей, умонастроений, конфликтующих взглядов. Теперь настало время менять формат, уходить от привычного, хоть и любимого читателями, искать иные подходы. И это чувство — чувство свободы — поистине замечательное.

Вы перенесли официальный выход последней книги «Хранителя мечей» с мая на сентябрь. С чем это связано?
Это обусловлено чисто техническими причинами. Огромная по времени и затраченным усилиям эпопея подходит к концу, и ее надо завершить на мажорной ноте, по возможности убрать все слабости и логические ошибки. Я работал над «Хранителем мечей» больше восьми лет, по сравнению с этим временем три месяца не играют большой роли. Очень надеюсь, что книга оправдала ожидания читателей — я ведь работаю ради них, не для какой-то «тусовки» или «премий».

Большинство ваших произведений составляют серии. Чем можно это объяснить?
Пока что я написал только одну «серию» — «Хранитель мечей», эпопею о Фессе. Остальное — или трилогии, как «Летописи Хьерварда», «Кольцо Тьмы», или дилогия, как «Империя превыше всего». Мне было интересно жить и работать во вселенной Упорядоченного рядом с моим незадачливым некромантом, ставить перед ним новые задачи и делать вместе с ним выбор. Отсюда и объемность серии. Но сейчас эта сага закончилась, к добру ли, к худу — но пути назад нет. Едва ли мне удастся создать что-то хотя бы отдаленно столь же успешное. Я готов к любому исходу, в том числе и к тому, что крупные издательства потеряют ко мне интерес. Что ж, буду выкладывать свои книги в Сеть — преданного читателя, хочется верить, я не потеряю.

А кто он, ваш читатель? Последнюю «Войну мага» сегодня читает тот же, кто десять лет назад читал «Алмазный меч, деревянный меч», или это уже другое поколение?
Давайте вспомним, что первое издание «Алмазного меча» вышло тиражом 20 тысяч экземпляров. Так что, учитывая десятикратно возросший тираж, я надеюсь, что меня читают и те, кто начинал десять лет назад, и те, кто «присоединился по дороге». Читатель, конечно, меняется, пришло новое поколение молодежи, сформировавшееся в условиях «шока и трепета» девяностых годов, что слишком многое и многих сломали об колено. Очень интересное поколение. Прагматики, циники — но в чем-то еще большие, я бы сказал, отчаянные романтики. Словно понимают, что именно этого — романтики — так не хватает в мире «эффективных менеджеров».

Раньше, после опубликования продолжения «Властелина Колец», у вас были непростые отношения с поклонниками. Вам угрожали, вплоть до физической расправы. Как обстоят дела сегодня?
Ни одну из моих книг не воспринимали однозначно. Всегда находились и яростные обличители, и неистовые сторонники. Споры на моем форуме кипят горячие, сталкиваются непримиримые точки зрения, и мне кажется, что это лучшая реакция на книгу. Не бывает единодушного «одобрямс!», не хотелось бы, конечно, видеть и огульную хулу. А так — живая реакция. Кое-кто, несмотря на прошедшие полтора десятка лет, продолжает воевать из-за продолжения «Властелина Колец», что не может не радовать: значит, моя книга жива, продолжает «цеплять» и раздражать. В отличие от Сорокина, я не эпатировал публику, долгая жизнь «Кольца Тьмы», наверное, имеет другое объяснение. А с фанатичными поклонниками Толкина, до сих пор считающими, что я «уничтожил Средиземье», я стараюсь не дискутировать. Хотя на моем официальном сайте имела место целая «дуэль» между сторонниками и противниками этой трилогии. Убедительность постов оценивали независимые судьи. В итоге защитники «Кольца Тьмы» взяли верх.
В «Войне мага» не всем понравился конец, одни хотели бы видеть иной «список выживших героев», другие считают, что не все тайны оказались раскрыты... Это нормально. Но важно и то, что читатели «проголосовали рублем»: книга вышла большим тиражом 200000 экземпляров, успела распродаться и дважды переиздаться.

Возвращаясь к Толкину — кто ваш любимый персонаж во «Властелине Колец»? Боромир. Это единственный живой персонаж в мире одушевленных схем. К сожалению, Профессор разрешал своим героям сомневаться, колебаться и допускать ошибки только под воздействием Кольца Всевластья. Боромир — единственный из отряда, кто проявил чисто человеческое качество «подвергай сомнению!», и кара последовала незамедлительно. Прошу не считать мое мнение зазнайством или, напротив, снисходительным похлопыванием классика по плечу: мне лично было бы очень интересно, если бы страшное Кольцо не превращалось бы в жупел, допускающий только одно — уничтожение. Но «Властелин Колец» — это классика и наивысший взлет бинарного черно-белого фэнтези. В этом смысле он идеален, дальше идти некуда. Знаете, как в классической итальянской комедии дель арте ничего не сделаешь после Гольдони, или в жанре театральной фьябы — после Гоцци, так и в черно-белом фэнтези ничего не сделаешь после Толкина. Можно сделать в «фантастическом реализме», но это уже совсем другая история.

Что сподвигло вас на создание «Семи зверей Райлега»?
Закончилась эволюция определенного типа героя, закончилось исследование определенного принципа — принципа наименьшего зла. И я пытаюсь работать в стиле шахматиста Алехина, который играл за черных, потом переворачивал доску и играл за белых, потом снова переворачивал доску и опять играл за черных, и так далее. Я, по сути, перевернул доску и исследую иной принцип.

То есть теперь, в «Тёрне», вы сами себя опровергаете?
Раньше была теза, сейчас антитеза, потом будет синтез. Мой герой сейчас, как мне кажется, абсолютно морален. Это такой положительный персонаж, который считается нежизненным, картонным, и насмешкам над ним посвящена не одна страница у современного поколения авторов. Да и сам я в свое время смеялся над таким типажом. Тем не менее мне стало интересно взять классический сюжет и повернуть его по-новому. Я хочу показать, как реализуется этический принцип в столкновении с реальностью, когда человек не допускает для себя морального релятивизма (свойственного Фессу) и оправдания своих поступков тем самым принципом наименьшего зла.

Сколько планируется книг по миру Райлега? Опыт с Фессом не прошел даром: растягивать новую серию я не буду. Она четко ограничена во времени и пространстве. Планирую сделать трилогию и не более того. Первая книга, «Тёрн», увидела свет в июне, вторая, «Алиедора», предположительно выйдет в конце зимы.

У ваших миров и героев есть какие-то прототипы? Отразились ли на ваших книгах события нашего времени? Говорят, например, что «Череп на рукаве» был создан под влиянием бесланской трагедии?

Пока реальных прототипов у моих миров и героев нет. Это все «чистая фантазия». А «Череп на рукаве» и «Череп в небесах» были написаны как реакция на героизацию вермахта, на ревизию итогов Великой Отечественной, но никак не на бесланские события. Возможно, все изменится в новых вещах, где куда меньше фантастики и куда больше истории — реальной, альтернативной или «крипто-». Но до появления этих книг еще надо дожить, и я сам не уверен, стану ли их широко распубликовывать.

Вы написали несколько книг в соавторстве. Как выбирали коллег по перу? В чем особенности работы в дуэте?
Соавторство — в каком-то смысле как брак, заключаемый на небесах. Основная его задача — чему-то научиться у своего соавтора. Так было, когда я работал с Сергеем Лукьяненко или со Святославом Логиновым. В обоих случаях инициатива была взаимной, сейчас уже не вспомнить, кто первым сказал: «А давай напишем что-нибудь вместе». Особенность работы в соавторстве — прежде всего в постоянном и критическом внимании к своему тексту. С Сергеем мы, например, писали, сидя спина к спине, короткие фрагменты, сразу же их перечитывали и правили друг друга. С Логиновым, напротив, каждый независимо писал по протяженному куску текста (я, например, «отвечал» за военные действия). Соавторство — очень важный писательский опыт. Оно не дает расслабиться, сразу же указывает на слабости написанного. Я лично очень люблю и «Черную кровь», и «Не время для драконов»: эти книги живут уже очень долго по меркам нынешнего рынка, где зачастую забывают «бестселлеры» едва закончившегося месяца.

Сотрудничаете ли вы с создателями настольной игры «Берсерк»?

Сотрудничал — редактировал им легенду о создании мира. Думали, что напишу еще и повесть, и я даже пробовал ее написать, но создателям не понравилось то, что я сделал. Я же не могу работать в жестком сеттинге игры. В общем, из этого ничего не получилось. Игра в итоге давно вышла, но сейчас я никакого участия в ее создании не принимаю — мне это неинтересно.

Зато выходят игры по книгам Ника Перумова — о «Не время для драконов» наш журнал писал в прошлом месяце. По словам писателя, виденная им версия этой компьютерной РПГ весьма ему понравилась. Хотя Перумов и не фанат игр: почти все время у него занимает писательство и основная работа ученого, ради которой он уехал в США.

Изменилось ли у вас мировоззрение после того, как вы стали жить в Америке?
Нет. Как был имперцем, монархистом — так им и остался. Америка — это просто место, где зарабатываешь себе и семье на хлеб, потому что в России наука уничтожена почти окончательно, а никакими иными способностями меня природа не наградила. Конечно, от долгой жизни на чужбине появляются и новые чувства, прежде всего — та самая ностальгия, самый страшный враг любого человека, оказавшегося за рубежом. В остальном же нет никакой необходимости пересматривать свои взгляды.

Какое место вы занимаете на американском книжном рынке? Никакого. На американском рынке без так называемой раскрутки действительно никуда. До магазинов там доходит лишь малая толика того, что выпускают в издательствах. У меня в американском магазине не продается ни одной книги — и не будет продаваться. Я к такому положению дел отношусь крайне спокойно: мое дело — здесь. Мои книги издали шведы, выпускали, правда, пиратским образом, словаки, исправно издают поляки, чехи вот купили права...

Какие преимущества и недостатки жизни в Штатах?

Преимуществ два: возможность работы по специальности и легкость быта. Я живу в маленьком университетском городке, где нет пробок, мала уличная преступность, относительно чистый воздух и безопасные школы. Однако, как легко видеть, все это — из области материальной, телесной, вещественной. Духовная сфера остается почти нетронутой. Америка не стала «моей» страной. Это просто место пребывания. Я по-прежнему слежу прежде всего за российскими новостями, американские известия — только местные, могущие как-то повлиять все на ту же повседневность, например, где какая улица закрыта на ремонт и как это объезжать. Недостатки же, как я уже сказал, — духовная оторванность от Родины и читателей. Пока мне удается держаться. Помогают относительно частые, хоть и короткие поездки домой, и, конечно, интернет. Таким, как я, «врасти» в американскую действительность практически невозможно, тем более что наука там — настоящий интернационал и не имеет ничего специфически американского.

Стереотип о низком интеллектуальном уровне американцев — миф или реальность?

Миф. Конечно, нужно сделать скидку на то, что город, где я живу, — университетский. Здесь очень много научных работников со всего света, здесь относительно приличные школы (во всяком случае, с задачками из отечественного учебника математики мой сын, посещающий местную школу, справляется успешно). У американцев есть другое — абсолютная убежденность в богоизбранности Америки и ее неотъемлемого права устанавливать в мире свои порядки. Зачастую это аргументируется успехами, достигнутыми США: смотрите, наша страна богата, значит, она лучше других, не сумевших построить такую экономику, значит, мы вполне можем учить других жить.

Уже по этому взвешенному, без крайностей отношении к США и американцам видно, насколько по-научному Ник Перумов стремится к объективности во всех сферах своей жизни — будь то быт, профессиональная деятельность или литература.

Сейчас много говорят о кризисе как русской литературы в целом, так и фантастики в частности. Как вы считаете, действительно ли кризис имеет место?

Нет никакого кризиса. Его придумывают в редакциях журналов различной степени толщины, чтобы было чем заполнять разделы «Критика и публицистика». На рынке огромное количество самой разной литературы. И это правильно. Не надо держать читателя за быдло, не способное разобраться в происходящем. В разных жанрах появляются достойные произведения, вызывающие неподдельный интерес (взять хотя бы «Сердце Пармы» и «Золото бунта» Алексея Иванова). Кризис есть у тех, кто до сих пор считает себя — «по праву писателя» — эдакими гуру, учителями жизни, призванными наставлять заблудшее стадо.

Вы учредили свою литературную премию. Расскажите о ней поподробнее.

Свою премию я вручаю на конвенте «Странник». Присуждаю в двух номинациях: премия за лучшее, на мой взгляд, фэнтези и «Звезда поколения», поощрительная премия молодому автору. Тут я уже выбираю не только из фэнтезийных произведений. В прошлый раз я дал ее Анастасии Парфеновой за «Город и ветер», хотя это и не совсем фэнтези.

А какие конвенты вы могли бы отметить?

Я бываю на «Росконе» как главном конвенте страны, в этом году хочу попасть на «Странник», чтобы вручить там свою премию (см. сноску). Еще хочу отметить молодой перспективный конвент «Москон», который с этого года будет называться «Серебряная стрела».

Какая музыка вам нравится? Влияет ли она на ваше творчество?

Я независим от музыки. Почти. А в тех случаях, когда «зависим», не проявляю оригинальности: вслед за Владимиром Высоцким считаю лучшей песней «Священную войну». Слушаю много классики, особенно русской, но люблю и «сказочный» настрой многих современных симфо-металлических групп, таких как Nightwish, Rhapsody, Blind Guardian... Из отечественных коллективов выделяю великолепную «Мельницу» с Натальей О’Шей и Алексеем Сапковым.

Ходят слухи, что у вас черный пояс по каратэ...

Это не так. Я действительно долго, с конца семидесятых, занимался разнообразными боевыми единоборствами, начиная с классического сётокана. Но никогда не ставил себе цели добиться каких-то спортивных результатов, куда важнее была самодисциплина и уверенность в себе. Этого я добился, а остальное есть суета сует и всяческая суета.

Есть у вас — в России и в Штатах — любимые места? Где вам комфортнее всего?

В США у меня нет любимых мест. Природа кое-где красива, но не более того. А в России мне комфортно прежде всего в моем родном городе — Ленинграде, который я так и не приучился называть Санкт-Петербургом. Одну ошибку — трусливое переименование Сталинграда в Волгоград — мы уже стерпели, но я лично смириться с «Питером» не могу. В страшной блокаде был не Санкт-Петербург, а Ленинград. И уже одним этим он навеки смыл со своего имени все негативные ассоциации, мыслимые и немыслимые.

Я родился и вырос между Невой, Невским и Литейным, и сейчас сердце обливается кровью, когда видишь неумелое размахивание топором и фальшивый «блеск» наспех почищенных фасадов. А свернешь за угол, в знаменитые дворы-колодцы (куда выходит два окна и моей квартиры) — там совсем другое. Но это «другое» никого не волнует...